Одна и та же вещь, сказанная хотя и на понятном, но чужом языке, звучит совершенно по-другому, чем когда это же самое говорят на своем, близком сердцу и душе языке. Когда мы говорим "на чужом", то имеется в виду чужом по культуре, ментальности, социальной принадлежности, т. е. всему тому, что проводит грань "мы – они" между людьми.
Люди уж так устроены в большей своей части, что у них как бы две морали, два понимания справедливости: одно – для "своих", а другое – для "чужих". Ту цену, которую стыдно запросить со своего, не стыдно запросить с чужого. Можно даже похвастаться этим перед "своими". Сдержать обещание перед своими – это одно, а перед чужими – другое.
Это очень тонкая вещь.
* Одна крайность – полное потакание своим в любом конфликте с чужими, вплоть до полной бессовестности и бесчестности. Эта позиция особенно ярко заметна в отсталых странах.
* Другая крайность – отдать под суд или уволить собственных родителей за какую-то провинность, т. е. полностью не отделять своих от чужих. Эта позиция прослеживается ярче всего в странах, где расхождение между идеологией и простыми жизненными вещами решается в пользу идеологии.
Здесь слово "страны" можно заменить на "социальные группы".
Именно этот механизм и эксплуатирует прием "говорить на одном языке".
Конфуций как-то остановился в пути на отдых, а лошадь, освободившись от пут, ушла. Она потравила чужие посевы, и селянин загнал ее к себе. Цзы Гун, один из известных учеников учителя, взялся вести переговоры. Он давно истощил свое красноречие, но селянин по-прежнему ничего не желал слушать. А был с Конфуцием еще один человек – неотесанный, только что приступивший к учению. И он сказал:
– Дозволь мне пойти поговорить с ним.
После же обратился к селянину:
– Ты у Восточного моря пашешь, а я пашу у Западного. Что же, моей лошади и попробовать твоего хлеба нельзя?!
Тут селянин весь расплылся в улыбке и промолвил в ответ:
– Вот это так! Убедил ты меня, не в пример тому – первому.
Отвязал лошадь и отдал ее.
Конечно, в это истории есть маленький нюанс -деталь, на которую точности ради следует обратить внимание. "Неотесанный" говорил с селянином вторым. Очевидно, что Цзы Гун среди своих аргументов приводил и здравые. И хотя селянин уперся, на душе-то у него – трудового человека, не жулика – было не очень комфортно. Своим неожиданным аргументом "неотесанный" как бы показал селянину "дорогу к жизни", и тот смог отдать лошадь, вполне "сохранив лицо": противопоставляя второго и первого, он как бы наказал "того – первого" тем, что не пошел ему навстречу. Наказал, отказав в уважении к его аргументам, за что? За то, что лошадь Конфуция потравила его посевы. И кошку, бывает, пинают за то, что сын забыл купить майонез.
Во время первой мировой войны в одном из российских городов выступал перед толпой интеллигентный и интеллигентного вида оратор. Он столь красноречиво, доказательно и убедительно призывал к "войне до победного конца", что толпа даже на момент заслушалась. Но вот после него на трибуну поднялся грубовато-рабочего вида большевик. Он поднял вверх и выставил на общее обозрение кукиш: "Во вам! – война до победного конца!" И все встало на свои места. Он все, всем, что надо, доказал одним лишь жестом. Толпа одобрительно загудела.
Там, где важен общий язык, старательная аргументация на чуждом или раздражающем языке может не улучшить, а иногда и ухудшить положение.
Владимир Тарасов
Искусство УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ БОРЬБЫ
И напоследок...
Берегись изысканного языка. Язык должен быть прост и изящен.
Антон Чехов